Виктор О`Рейли - Забавы Палача
Давление его языка слегка усилилось. Теперь он вошел в ритм, известный, пожалуй, только ему и ей. Он стиснул ее груди, теребя пальцами напрягшиеся соски. Вдруг она потеряла контроль над собой. Ее тело выгнулось и сотряслось, она сжала бедрами его голову. Дрожа, она мяла руками его плечи, потом вцепилась в его затылок, стараясь притянуть к себе еще ближе.
– Ну же! – крикнула она. – Сделай мне больно!
Он крепко сжал ее груди, сдавил соски – резкая боль контрастировала с волнами наслаждения, которые прокатывались по всем клеточкам ее тела, будоражили каждое нервное окончание. Она закричала в экстазе, когда наступил оргазм, и закричала снова, когда он выпростался из-под ее ног и грубо, с силой вошел в нее.
Потом, когда все было кончено, она сидела на кровати, скрестив ноги, и смотрела на свое отражение в тонированном зеркале. Она взяла свои груди руками и легонько сжала их. Они были покрыты синяками, болезненно отзывались на прикосновение, но сейчас это было почти приятно.
– Я все думала об этом ирландце, – сказала она.
– Не беспокойся, – ответил человек с золотыми волосами. – Все под контролем.
– Нет, – сказала она. – За всем уследить нельзя. Так не бывает.
– Ты волнуешься? – спросил он, стоя перед ней. Она подумала, как этот человек силен и опасен – он внушал ей почти благоговейное восхищение. Она приподняла на ладонях его половые органы. Яички были тяжелые. Член уже начал набухать снова. Она коснулась его головки языком.
– Нет, – сказала она, – но он такой симпатичный. Я хочу переспать с ним, прежде чем его убьют.
Человек с золотыми волосами улыбнулся.
– Ты просто чудо, Эрика, – сказал он, – настоящая богиня любви.
Она поймала тубами его член.
– Эта квартира принадлежит мне, – сказал фон Граффенлауб. – Я полагаю, что ваше расследование займет немало времени – может быть, несколько недель, а может, и больше. Вам понадобится место для конфиденциальных разговоров, для того, чтобы строить планы и размышлять без помех. Я предлагаю вам жить здесь столько, сколько потребуется. Думаю, это лучше, чем жить в гостинице; к тому же тут имеются все условия для продуктивной работы. В гараже стоит машина, которой вы можете пользоваться, – небольшая “БМВ”. Ну как, согласны?
Фицдуэйн кивнул. Этот кивок еще не означал окончательного согласия, но пока ему не хотелось прерывать адвоката. Он чувствовал, что тот еще не все сказал.
– Отлично, – продолжал фон Граффенлауб. – Если я за что-то берусь, я люблю делать это как следует. – Он улыбнулся. – Тяга к основательности у швейцарцев в крови. – Он похлопал по “дипломату”. – Здесь находится вся информация, которую мне удалось собрать и которая может вам пригодиться. Фотографии, школьные и врачебные отчеты, имена и адреса друзей, мои знакомства в различных правоохранительных службах, рекомендательные письма и деньги.
– Денег не надо, – сказал Фицдуэйн.
– Знаю, – откликнулся фон Граффенлауб. – По сведениям, полученным из моих источников, ваша профессия приносит вам очень неплохой доход и к тому же у вас есть дополнительные ресурсы. Моим осведомителям не удалось определить ни характера, ни размеров денежных поступлений по этой последней статье. Это весьма удивило их, да и меня тоже. Обычно я получаю по таким вопросам исчерпывающую информацию. – В его тоне звучало легкое любопытство.
Фицдуэйн усмехнулся.
– Не только швейцарцы питают недоверие к правительству и любят держать свои дела в секрете. Однако разрешите повторить: мне не нужны ваши деньги – хотя за предложение спасибо.
Фон Граффенлауб чуть покраснел. Разговор шел, конечно же, не о деньгах. Они спорили о том, кто будет задавать тон в расследовании. Ирландец определил свою позицию достаточно ясно: он не собирался плясать под чужую дудку. Да, он согласен на некоторую помощь и даже на сотрудничество, но командовать собой он не позволит. Адвокат не привык попадать в такие ситуации. Фицдуэйн смотрел прямо на него. Взгляд его серо-зеленых глаз был твердым, как сталь. Черт бы его побрал! Фон Граффенлауб неохотно кивнул.
– Я согласен пожить в этой квартире, – промолвил Фицдуэйн. – Не в моих силах отказаться от такого винного погреба. – Его тон был дружеским и умиротворяющим. – Скажите пожалуйста, – добавил он точно невзначай, – ведь здесь установлены скрытые микрофоны? И телефон наверняка прослушивается?
Мягкий голос и спокойная манера ирландца успели убаюкать адвоката. Последние слова собеседника выбили его из колеи и заметно смутили. На мгновенье он лишился дара речи.
– Да, – наконец произнес он.
– Специально для меня? – спросил Фицдуэйн. – Или это просто элемент декора, наподобие комнатных растений?
– Техника была установлена, чтобы прослушивать ваши разговоры. Я отдал это распоряжение еще до того, как собрал все сведения о вас. Я ведь не знал, с кем имею дело.
– Электронщики называют это “периодом накопления данных”, – сказал Фицдуэйн. – А кто здесь обычно живет?
– Я владею этой квартирой уже много лет. Время от времени я прихожу сюда: например, когда хочу побыть один или сделать что-нибудь сугубо конфиденциальное.
– Понятно, – сказал Фицдуэйн. – Что-то вроде мальчишечьего шалаша, только для взрослого.
– Подслушивающие устройства будут сняты немедленно, – сказал фон Граффенлауб. Он подошел к бару и налил виски в два стакана. Затем передал один Фицдуэйну. Тот попробовал. Виски было ирландское – “джеймсон” двенадцатилетней выдержки.
Фицдуэйн подумал, что в свободную минуту надо будет расстрелять растение в прихожей.
Глава четырнадцатая
Фицдуэйн решил немного отдохнуть от общения с женской половиной семейства фон Граффенлаубов. Врени отвечала на его телефонные звонки, но ограничивалась односложными фразами вроде “берегитесь, ирландец”, каковые нельзя было счесть хоть сколько-нибудь обнадеживающими;
Марта, старшая, на две недели уехала в Ленк кататься на лыжах; а к Эрике, в свете случившегося, он идти не хотел: боялся, что будет там маяться, точно юный Андреас. Ладно бы еще эрекция – он опасался того, к чему она может привести. Таким образом, его мысли вернулись к Андреасу.
Встретиться с ним тоже оказалось непросто. Лейтенант Андреас был откомандирован в военный лагерь в Санде: он руководил там подготовкой новобранцев. Оставить службу он не мог, но согласился побеседовать с Фицдуэйном в перерыве между учениями, если тот приедет к нему сам. Несколько минут телефонных переговоров, затем звонок от Беата фон Граффенлауба – и все было улажено. Если Фицдуэйн сможет появиться у казармы генерала Гвизана в столь неудобный час, как 7.00, его отвезут в Санд военным транспортом. До казармы идет трамвай номер девять.
Чтобы найти Андреаса, им понадобилось добрых часа полтора. Миновав несколько боевых подразделений, разыгрывавших свои маленькие войны, они наконец отыскали его: лейтенант стоял на заросшем травой бетонном укрытии, наблюдая, как его взвод готовится к атаке. Голову его украшала армейская пилотка с маскировочной веточкой; на поясе висел большой револьвер в кобуре. Уперев руки в бедра, Андреас глянул вниз на Фицдуэйна. Вся его фигура излучала молодцеватость, граничащую с щегольством.
– Ну, герр Фицдуэйн, – сказал он, – как вам нравится швейцарская армия? – Он вежливо улыбнулся и подал гостю руку, помогая ему взобраться наверх. Капрал, который сопровождал Фицдуэйна, отдал честь и скрылся в зарослях.
– Все это сплошь новобранцы, – произнес Андреас, указывая на окружающий их лес. Там не было видно ни одного человека; бойцов, которые переползали с места на место, готовясь открыть холостой огонь из винтовок и противотанковых ружей, выдавали лишь шорох да хруст веток. – Всего несколько недель тому назад они были студентами университета, виноделами, ремесленниками и официантами. Теперь они начинают превращаться в солдат, но им предстоит еще многому научиться. Не судите о швейцарской армии по тому, что увидите сегодня. – Андреас вновь улыбнулся. Он был очень обаятелен, и в нем, в отличие от младшей сестры, не чувствовалось ни капли напряжения и неуверенности.
Хотя Фицдуэйн и помалкивал об этом, увиденное в Санде произвело на него большое впечатление. Он по собственному опыту знал, как трудно превратить гражданских в солдат. И тем не менее почти все встреченные им до сих пор офицеры выглядели настоящими кадровиками, а учебные программы отличались продуманностью и оригинальностью. Правда, совсем зеленые новобранцы редко радуют глаз. Андреас вздрогнул, когда рядом громко треснула сухая ветка, а вслед за этим прозвучало отчетливое ругательство.
– Я сожалею о гибели вашего брата, – сказал Фицдуэйн. Он присел на поваленное дерево. Андреас остался стоять: он оглядывал лес, держа наготове блокнот для пометок.
– Задавайте вопросы, – промолвил Андреас, – и я расскажу вам все, что знаю.
